Спросите любого экономиста, всегда ли конкуренция – это хорошо, и ответ будет однозначно положительным. В конце концов, конкуренция способствует тому, что покойный Уильям Баумол назвал "инновационной машиной" современной рыночной экономики.

Благодаря конкуренции предприятия стимулируют друг друга к увеличению продаж за счет улучшения обслуживания клиентов, будь то снижение цен, улучшение сервиса или предложение инновационных продуктов. Инновации способствовали необычайному улучшению здоровья и качества жизни за последние два столетия. И миру потребуется дальнейшее совершенствование творческого подхода для решения насущных проблем, таких как обеспечение низкоуглеродной энергетики и транспорта или разработка новых вакцин и лекарств для борьбы со следующей пандемией или волной устойчивости к противомикробным препаратам.

Конечно, конкуренция не единственная движущая сила инноваций: финансируемые государством исследования и государственное регулирование также играют важную роль. Но конкуренция между предприятиями – это то, как блестящие идеи, служащие обществу, распространяются масштабно. Существует множество доказательств того, что сильная конкуренция ассоциируется с более высокой производительностью. Менее обнадеживающие исследования также свидетельствуют о том, что со временем конкуренция в США и других странах с развитой экономикой снизилась.

Тем не менее, среди широкой общественности "конкуренция" в последнее время стала чем-то вроде уничижительного термина, когда некоторые комментаторы утверждают, что она способствовала появлению доминирующих игроков в цифровой сфере и в различных секторах, начиная от продуктов питания и заканчивая финансами. Негативные последствия включают в себя потерю конфиденциальности личности в результате цифрового надзора и рост цен на переработанные продукты питания.

Для экономиста эта критика звучит парадоксально: если на рынке доминирует одна фирма или небольшая горстка компаний, то он по определению не является конкурентным. Чем же объясняется вновь обретенное неприятие конкуренции среди некоторых неэкономистов?

Одно из вероятных объяснений заключается в том, что многие люди воспринимают слово "конкуренция" как синоним слова "бизнес" и считают заявления в поддержку конкуренции идеологической позицией, ориентированной на рынок. Эта интерпретация проходит через всю книгу правоведов Ариэля Эзрачи (Ariel Ezrachi) из Оксфордского университета и Мориса Стаке (Maurice Stucke) из Университета Теннесси "Передозировка конкуренции", выпущенную недавно. Для Эзрачи и Стаке "конкуренция" означает гонку на понижение стандартов безопасности или качества, или взвинчивание цен в интересах увеличения прибыли корпораций.

Такая интерпретация имеет под собой некоторые основания. Недавно я присутствовал на конференции, организованной правым аналитическим центром, на которой политик-консерватор со свободным рынком начал свою речь со слов: "Как бы ни хотелось мне закрыть глаза на монополии...". Рассказывая эту историю, мои коллеги-экономисты смеются, но она отражает общую нестыковку между экономикой и повседневным языком.

Министр культуры Великобритании Надин Доррис также использует интерпретацию конкуренции как мер содействия бизнесу, когда утверждает, что ее спорное предложение о приватизации общественного вещателя Channel 4 усилит его способность конкурировать с глобальными потоковыми сервисами, такими как Netflix и Amazon Prime. На самом деле, Channel 4 – находящийся в государственной собственности, но финансируемый из коммерческих источников – уже конкурирует с ними очень эффективно и прибыльно.

Для Доррис конкуренция означает усиление другой крупной частной медиа-компании, которая может купить Channel 4, например, Disney. Но такое объединение снизит конкуренцию на рынках поставщиков, таких как телевизионная реклама и независимое производство. Приватизация Channel 4 – это еще один пример того, как политики благоволят крупному глобальному бизнесу, позволяя ему стать еще более доминирующим под прикрытием "конкуренции".

Возможно, экономисты просто плохо объяснили, что они имеют в виду под конкуренцией. Но частично причина пробелов в понимании подчеркивается предложением о продаже Channel 4. При рассмотрении слияния или рынка с несколькими доминирующими игроками антимонопольные органы неохотно выносят решения на основе бизнес-моделей, а не традиционных антимонопольных критериев, таких как цены. Такая практика становится несостоятельной.

Например, характер цифровых рынков, когда победитель получает все, означает, что доминирующие фирмы, устанавливающие нулевую цену для потребителей, могут поддерживать масштабную убыточную деятельность в течение многих лет. Это затрудняет, если вообще не исключает, рост до устойчивых масштабов для начинающих компаний с другими бизнес-моделями, например, основанными на подписке.

Те же проблемы возникают и в сфере банковского обслуживания частных клиентов Великобритании. Все крупные банки попали в ловушку модели бесплатных текущих счетов, которые они должны перекрестно субсидировать за счет завышенных цен на другие услуги, такие как овердрафты. Антимонопольные регуляторы Великобритании так и не набрались решимости настоять на другой бизнес-модели, и ни один банк не осмеливается отклониться от нее.

Подобная монокультура лежит в основе обеспокоенности властей Великобритании по поводу сайтов сравнения цен, которые заставляют всех игроков на рынках, таких как энергетика и телекоммуникации, предлагать низкие базовые цены и налагать штраф на клиентов, которые не переходят на другие услуги. Агностицизм в отношении бизнес-моделей приводит к "гонке вооружений" между компаниями и конкуренции по одному измерению и делает экономию от масштаба – барьер для входа на рынок – необходимым условием.

Политики должны признать, что для функционирования здоровых рынков необходима конкуренция между бизнес-моделями, а также в рамках традиционных параметров, таких как цена, качество и инновации. Для достижения этого потребуется либо более активное применение законодательства, либо вмешательство регулирующих органов. Такие экономисты, как Каушик Басу, например, выступают за прямое государственное обеспечение альтернативной бизнес-модели.

В течение последних 20 лет антимонопольные органы руководили ростом концентрации на многих рынках, наряду с исчезновением альтернативных моделей. Наличие общественного варианта может помочь рынкам работать лучше и восстановить доброе имя конкуренции.

Диана Койл