Растет вероятность того, что кризис COVID-19 ознаменует конец модели экономического роста, возникшей сорок лет тому назад, благодаря революции Рейгана-Тэтчер, приверженности Китая капитализму и распаду Советского Союза. Пандемия продемонстрировала уязвимость общества и подтвердила необходимость принятия неотложных мер по борьбе с изменением климата. Она укрепила влияние правительств, отрицательно сказалась на уже ненадежной поддержке глобализации и инициировала переоценку социальной значимости повседневных задач. Неожиданно компактный государственный аппарат и шаблон свободного рынка сильно устарели.

История свидетельствует о том, что переходы между этапами капиталистического развития могут быть резкими и неопределенными. Послевоенная модель экономического роста сформировалась только после Плана Маршалла. А переход от стагфляционных 1970-х годов к доминирующей рыночной модели экономического роста занял десятилетие. Скорее всего, и предстоящие годы будут тяжелыми.

Проблема не только в неопределенности. Дело еще и в том, что для новой согласованности необходимо появление чего-то или кого-то, обеспечивающего перемены. В конце 1940-х годов европейские рентоискатели уступили место силам модернизации. А в 1980-х годах профсоюзы уступили место финансовому капитализму. То же самое будет и в этот раз, потому что согласованность между возникающими приоритетами почти очевидна.

Начнем с изменения климата. Хотя переход к углеродной нейтральности, возможно, единственный способ сохранить наше благополучие, он неизбежно приведет к нарушению образа жизни людей, привыкших водить городские внедорожники или использовать устаревшие системы отопления.

Суровое напоминание о социальных последствиях введения налогов на выбросы углерода было недавно продемонстрировано восстанием французских "желтых жилетов". Хотя эти налоги были непродуманными и регрессивными, но проблема глубже: поскольку "зеленый" переход подразумевает замену "коричневой" столицы на "зеленую", он потребует дополнительных инвестиций (по самым скромным подсчетам 1% ВВП ежегодно в ближайшие десятилетия) в более эффективные промышленные системы, здания и транспортные средства. Поддержание государственного потребления и чистого экспорта на постоянном уровне приведет к снижению частного потребления на 1% ВВП, или к снижению уровня примерно на 2%.

Кроме того, зависимость от глобальных рынков поставок предметов первой необходимости станет меньше. Несмотря на то, что участие Китая в мировой экономике стало разрушительным для наемных рабочих, оно принесло огромную пользу потребителям. Как показало исследование Роберта Феенстра из Калифорнийского университета в Дэвисе и его коллег, вступление Китая во Всемирную торговую организацию в 2001 году снизило цены на продукцию обрабатывающей промышленности в США на 1% ежегодно, т.е. покупательская способность увеличилась на 0,3%. Используя другую методологию, Лайонел Фонтанье и Шарлотта Эмлингер из Центра перспективных исследований и международной информации (Париж) установили, что к 2010 году благодаря импорту из стран с дешевой рабочей силой, среднее французское домохозяйство стало богаче на 8%. К настоящему времени выгода для потребителей в Европе и США могла бы достигнуть 10%.

Сколько будет стоить более высокая экономическая автономия? Предположим, что это означало бы отказ от четвертой части 8%-выгоды от глобализации. Реальное потребление сократилось бы еще на 2%.

Но это еще не все: прогнозы Международного валютного фонда и ОЭСР показывают, что в развитых странах к 2021 году доля государственного долга от ВВП увеличится как минимум на 20 процентов. В условиях нулевой процентной ставки большинство стран могут себе это позволить, но после окончания пандемии, правительства должны будут начать сокращать свои долговые обязательства с целью создания необходимого бюджетно-финансового пространства для противостояния возможному повторению разрушительных потрясений. Вновь предположим, что по самым скромным подсчетам половина прибыли за десять лет будет восстановлена за счет налогов на домашние хозяйства. Это означало бы снова снижение доходов на 1% в ВВП и, при прочих равных условиях, снижение потребления на 2%. В целом, это снизит рост годового потребления на 0,6%.

Однако ожидается, что реальные доходы значительно не увеличатся. Как недавно подчеркивалось в комплексном исследовании Всемирного банка, годовое повышение производительности, которая является движущей силой экономического роста, замедлилось во всем мире после финансового кризиса 2008 года; при этом в развитых странах ежегодный прирост составляет менее 1% в год. Если производительность и далее будет стагнирующей, то в течение следующих десяти лет, наряду со старением населения, не будет увеличения потребления индивидуальных хозяйств.

При этом, кризис в области общественного здравоохранения заставил вновь осознать важность повседневных задач, которые выполняют многие работники. В большинстве развитых обществ считается (по крайней мере, в настоящее время), что доходы этих работников должны лучше отражать их вклад в общее благо. Было бы странно говорить им, что лучшее, на что они могут надеяться в течение следующих десяти лет – это сохранение их доходов на постоянном уровне.

Итак, кто же не выдержит? Прямо или косвенно эти дебаты, вероятно, будут доминировать в политических дискуссиях в ближайшие годы. Несомненно, такие, как Президент США Дональд Трамп, будут утверждать, что суверенитет и рост потребления превалируют над сохранением климата и задолженностью. Те, кто считают иначе, должны будут найти выход из ситуации, которая выглядит как бессвязный набор целей.

В связи с этим, эффективности должно придаваться большее значение. Это подразумевает: стимулирование производительности, вместо рассуждений об экономическом антиросте; акцентирование особого внимания на переходе к "зеленой" экономике, вместо растрачивания ресурсов на неправильно выбранные инвестиции по отказу от угольной энергетики; и определение того, что включает в себя экономическая безопасность, вместо стремления к возвращению производств, для которого у развитых стран нет сравнительных преимуществ.

Однако одной эффективности будет недостаточно для преодоления возникших проблем. На передний план должны выйти новые цели: сохранение общественных благ, экономическая безопасность и инклюзивность, оставив стоимость акционерного капитала на втором месте. И вместо того, чтобы рассматривать экономический рост как окончательное решение проблемы неравенства, развитым странам необходимо будет безотлагательно решать вопросы распределения. Будем надеяться, что потрясения, которые часто сопровождают столь масштабные структурные и политические изменения, обойдут их стороной.

Жан Пизани-Ферри