Так заканчивается капитализм: не революционным взрывом, а эволюционным хныканьем. Аналогично тому, как он вытеснял феодализм постепенно, исподтишка, пока в один прекрасный день основная часть человеческих отношений не стала рыночной, а феодализм не был сметен, так и капитализм сегодня свергается новым экономическим укладом – технофеодализмом.

Это громкое заявление, которое появилось на волне многочисленных преждевременных прогнозов о гибели капитализма, особенно со стороны представителей левых сил. Но на этот раз оно вполне может оказаться правдой.

Все признаки были видны уже давно. Цены на облигации и акции, которые должны двигаться в резко противоположных направлениях, взлетают в унисон, иногда падают, но всегда движутся в едином ритме. Аналогичным образом, стоимость капитала (доходность, требуемая для владения ценной бумагой) должна падать вместе с волатильностью; вместо этого она растет, поскольку будущие доходы становятся все более неопределенными.

Возможно, самый явный признак того, что назревает что-то серьезное, появился 12 августа прошлого года. В этот день мы узнали, что за первые семь месяцев 2020 года национальный доход Великобритании упал более чем на 20%, что намного превысило даже самые мрачные прогнозы. Через несколько минут после этого котировки Лондонской фондовой биржи подскочили более чем на 2%. Ничего подобного никогда не происходило. Финансы полностью отделились от реальной экономики.

Но действительно ли эти беспрецедентные события означают, что мы больше не живем при капитализме? В конце концов, капитализм и раньше претерпевал фундаментальные трансформации. Не должны ли мы просто подготовиться к его последнему преобразованию? Нет, я так не думаю. То, что мы переживаем, – это не просто очередная метаморфоза капитализма. Это нечто более глубокое и тревожное.

Да, с конца XIX века капитализм, по меньшей мере, дважды подвергался экстремальным изменениям. Его первая крупная трансформация – от конкурентной формы к олигополии – произошла во время второй промышленной революции, когда с появлением электромагнетизма возникли крупные сетевые корпорации и мегабанки, необходимые для их финансирования. Форд, Эдисон и Крупп заменили булочника, пивовара и мясника из теории Адама Смита в качестве главных движущих сил истории. Последующий бурный цикл мегадолгов и мегадоходов, в конечном итоге, привел к краху 1929 года, Новому курсу и, после Второй мировой войны, к Бреттон-Вудской системе, которая, при всех своих финансовых ограничениях, обеспечила редкий период стабильности.

Окончание Бреттон-Вудской системы в 1971 году дало толчок второй трансформации капитализма. Поскольку растущий дефицит торгового баланса Америки стал мировым поставщиком совокупного спроса – поглощая чистый экспорт Германии, Японии и, позднее, Китая, – США привели в действие самую энергичную фазу глобализации капитализма, а постоянный поток немецких, японских и, позднее, китайских прибылей вернулся на Уолл-стрит, финансируя все это.

Однако, чтобы исполнить свою роль, функционеры c Уолл-стрит требовали освобождения от всех ограничений Нового курса и Бреттон-Вудской системы. С отменой регулирования олигополистический капитализм превратился в финансиализированный капитализм. Подобно тому, как Форд, Эдисон и Крупп заменили булочника, пивовара и мясника в теории Смита, новыми героями капитализма стали Goldman Sachs, JP Morgan и Lehman Brothers.

Хотя эти радикальные преобразования имели серьезные последствия (Великая депрессия, Вторая мировая война, Великая рецессия и длительная стагнация после 2009 года), они не изменили главную особенность капитализма: система, движимая частной прибылью и рентой, извлекаемой через некий рынок.

Да, переход от смитовского к олигополистическому капитализму неумеренно увеличил прибыль и позволил конгломератам использовать свою огромную рыночную власть (то есть вновь обретенную свободу от конкуренции) для извлечения большой ренты с потребителей. Да, на Уолл-стрите получали ренту от общества с помощью рыночных форм грабежа на пустом месте. Тем не менее, и олигополия, и финансиализированный капитализм были движимы частной прибылью, увеличенной за счет ренты, извлекаемой на каком-то рынке, например, загнанном в угол General Electric или Coca-Cola, или придуманном Goldman Sachs.

Затем, после 2008 года, все изменилось. С тех пор как в апреле 2009 года центральные банки стран "Большой семерки" объединились, чтобы использовать свои возможности по печатанию денег для повторного оживления глобальных финансов, возникла серьезнейшая проблема. Сегодня глобальная экономика держится на постоянной генерации денег центрального банка, а не на частной прибыли. Между тем, извлечение стоимости все больше смещается с рынков на цифровые платформы, такие как Facebook и Amazon, которые больше не работают как олигополистические фирмы, а скорее, как частные феодальные компании или владения.

То, что балансы центральных банков, а не прибыль, определяют экономическую систему, объясняет то, что произошло 12 августа 2020 года. Услышав мрачные новости, финансисты подумали: "Отлично! Банк Англии в панике напечатает еще больше фунтов стерлингов и направит их нам. Пора покупать акции!" По всему Западу центральные банки печатают деньги, которые финансисты одалживают корпорациям, которые затем используют их для выкупа своих акций (цены на которые отвязаны от прибыли). Тем временем цифровые платформы заменили рынки в качестве места извлечения частного богатства. Впервые в истории почти каждый человек бесплатно производит основной капитал крупных корпораций. Вот что значит загружать материалы на Facebook или передвигаться, будучи привязанным к Google Maps.

Конечно, дело не в том, что традиционные капиталистические секторы исчезли. В начале девятнадцатого века многие феодальные отношения сохранились, но капиталистические отношения начали доминировать. Сегодня капиталистические отношения остаются нетронутыми, но техно-феодальные отношения начинают доминировать над ними.

Если я прав, то любая программа стимулирования будет одновременно и слишком большой, и слишком маленькой. Ни одна процентная ставка никогда не будет соответствовать полной занятости, не вызывая последовательных корпоративных банкротств. И с классовой политикой, в которой партии, благоприятствующие капиталу, конкурируют с партиями, более близкими к труду, покончено.

Но хотя капитализм может закончиться просто с хныканьем, вскоре может последовать взрыв. Если те, кто оказался на стороне техно-феодальной эксплуатации и умопомрачительного неравенства, обретут коллективный голос, он будет очень громким.

Янис Варуфакис