В марте главный дипломат Китая Ян Цзечи (Yang Jiechi) попал в заголовки газет, когда заявил американским чиновникам на саммите на Аляске, что они "не обладают достаточной квалификацией... чтобы говорить с Китаем с позиции силы". Даже после нескольких лет обострения напряженности между Пекином и Вашингтоном, это замечание показалось необычно резким, особенно из уст опытного дипломата. Примечательной была и обстановка: Ян выступал на первой дипломатической встрече высокого уровня между Китаем и США с тех пор, как президент США Джо Байден (Joe Biden) вошел в Белый дом. Это казалось безошибочным предупреждением новой администрации.

На родине комментарий Яна широко распространился в социальных сетях, резонируя с верой многих китайцев в то, что их страна обрела свой голос на мировой арене. Международные СМИ восприняли это заявление как отражение постпандемического Китая: амбициозного и откровенно претендующего на мировое лидерство.

Вновь обретенная уверенность Пекина не означает, что он будет бросать вызов Вашингтону во всех вопросах. Китай отвергает лидерство США по некоторым направлениям, но, будучи развивающейся страной, он ограничит конкуренцию теми областями, в которых, по его мнению, он имеет преимущество, среди которых борьба с COVID-19, сокращение бедности, торговля, международная инфраструктура и развитие, цифровые платежные системы и технологии 5G. В целом, однако, Китай после пандемии будет заявлять о себе более настойчиво, чем раньше, и будет решительно противостоять любым попыткам сдержать его.

ДВОЙНАЯ СУЩНОСТЬ КИТАЯ

Быть "крупнейшей в мире развивающейся страной" (популярное в Пекине прозвище) когда-то означало, что возможности Китая превосходят возможности его ближайших соседей. Сегодня это означает, что по мощи страна уступает только Соединенным Штатам. Рассмотрим резкий контраст между китайскими успехами и американскими неудачами в борьбе с COVID-19: Китай пострадал меньше всех крупных держав во время пандемии и является единственной крупной экономикой, которая выросла за последний год. К концу 2020 года его ВВП достиг 71 процента от ВВП США, по сравнению с 66 процентами в 2019 году, и китайские политики уверены, что в ближайшее десятилетие они ликвидируют оставшийся разрыв. По их мнению, Китай прошел этапы становления и обогащения и теперь переходит к этапу становления сильным. Однополярный порядок, возглавляемый США, исчезает, его падение ускоряется подъемом Китая и относительным упадком Соединенных Штатов. На его место придет многополярный порядок, в основе которого будут лежать американо-китайские отношения.

До недавнего времени Пекин смотрел на эти исключительные по своей редкости перемены с безграничным оптимизмом, предсказывая "светлое будущее для китайского национального омоложения". Беспорядки времен Трампа – особенно решение Вашингтона в 2017 году назвать Китай "стратегическим конкурентом" – заставили китайских чиновников умерить свой энтузиазм. Последний пятилетний план Китая выдержан в более трезвом тоне, в нем перечислены возможности в сфере технологий и развития и содержится предупреждение о нестабильности, подпитываемой "односторонним подходом, протекционизмом и гегемонизмом". Однако итог, по мнению Пекина, остается прежним: Китай стал глобальной державой, которая может на равных встречаться с остальным миром.

Международное присутствие Китая все еще имеет свои пределы. Несмотря на то, что он является крупной державой, Китай также считает себя развивающейся страной – и это справедливо, учитывая, что его ВВП на душу населения по-прежнему значительно отстает от показателей развитых стран. (По оценкам Международного валютного фонда, ВВП на душу населения в Китае в 2020 году составит всего 10 484 доллара, в то время как в Японии – 40 146 долларов, в Германии – 45 733 доллара, а в США – 63 416 долларов). Ярлык "развивающаяся страна" также призван обозначить геополитическую ориентацию Пекина: даже если Китай догонит Запад в экономическом плане, как считается, его лояльность все равно будет прочно связана с развивающимся миром: он, как сказал президент Китая Си Цзиньпин (Xi Jinping) в своей речи в 2018 году, "навсегда останется в семье развивающихся стран".

Эта двойная сущность будет определять все аспекты внешней политики Китая после пандемии. Будучи развивающейся страной, Китай все еще не обладает ресурсами, необходимыми для настоящего мирового лидера, несущего ответственность за весь мир, особенно в военной сфере. Однако, будучи великой державой, он не будет следовать примеру США, и в некоторых вопросах конкуренция с Вашингтоном будет неизбежной.

Возьмем, к примеру, вопрос идеологического соперничества. С одной стороны, Китай стремится не превратить отношения с Западом в новую холодную войну: лидеры в Пекине считают, что идеологический экспансионизм советского образца может вызвать обратную реакцию, которая помешает дальнейшему росту их страны, и они не ожидают, что их идеология станет такой же популярной, как западный либерализм сегодня – отсюда их настойчивое утверждение, что Китай является развивающейся страной "с китайской спецификой", – фраза, подразумевающая, что его политическая система и модель управления не могут быть просто перенесены в другие страны.

С другой стороны, Китай попытается сформировать идеологическую среду, благоприятную для своего подъема, отталкиваясь от представления о том, что западные политические ценности имеют универсальную привлекательность и обоснованность. Например, Соединенные Штаты определяют демократию и свободу в терминах избирательной политики и индивидуального самовыражения, в то время как Китай определяет их в терминах социальной безопасности и экономического развития. Вашингтону придется принять эти расхождения во мнениях, а не пытаться навязать другим свои собственные взгляды.

Это же убеждение будет определять дипломатическую стратегию Китая после пандемии. Вопреки распространенному мнению, Пекин не отвергает многосторонние правила и институты. Однако он не будет принимать правила, которые Соединенные Штаты устанавливают без консультаций с Китаем. Напротив, цель Пекина состоит в том, чтобы международные нормы опирались на действительно инклюзивную многосторонность. Именно такая идея лежит в основе китайских многосторонних форумов, которые Пекин создает с целым рядом государств и регионов, таких как форумы сотрудничества с африканскими, арабскими, латиноамериканскими, тихоокеанскими островными государствами и государствами Юго-Восточной Азии. В то же время, от других крупных держав Пекин ожидает отношения, основанного на равенстве и взаимном уважении, о чем свидетельствует его жесткая стратегия ответных санкций. Когда администрация Трампа ввела санкции против 14 высокопоставленных китайских чиновников в связи с дисквалификацией некоторых гонконгских законодателей, Китай отомстил санкциями против 28 американских чиновников, включая тогдашнего госсекретаря Майка Помпео (Mike Pompeo). Точно так же Пекин быстро ответил на санкции Великобритании и ЕС по вопросу Синьцзяна. В обоих случаях китайское правительство рассматривает любые санкции или критику своей политики как вмешательство в свои внутренние дела.

Экономическая политика Китая также претерпевает изменения, чему способствуют как пандемия, выявившая уязвимость глобальных цепочек поставок, так и попытки США добиться экономического разделения. На самом деле, китайское правительство считает, что протекционизм, замедление мировой экономики и сокращение глобальных рынков переживут пандемию. В соответствии с новой стратегией "двойной циркуляции", которая была обнародована на высоком собрании Коммунистической партии Китая в мае 2020 года, Пекин стремится уменьшить свою зависимость от внешних рынков. Цель – укрепить обширный внутренний рынок Китая и построить надежные внутренние цепочки поставок, распределения и потребления, тем самым снизив уязвимость страны перед внешним экономическим давлением, особенно со стороны США. Наука и технологии будут находиться в центре этих усилий, закладывая основу для будущего развития. Предполагается, что в результате внутренний экономический подъем улучшит взаимоотношения с другими странами и будет способствовать восстановлению мировой экономики.

Пекин также будет стремиться уменьшить свою зависимость от финансовых санкций США, в том числе путем поощрения использования юаня во внешней торговле и инвестициях. В прошлом году он начал испытания цифровой валюты в нескольких крупных городах – инновация, которая в один прекрасный день может позволить Китаю и его деловым партнерам проводить международные транзакции вне SWIFT – системы передачи финансовых сообщений, которая де-факто находится под контролем США и является основным источником американского геополитического влияния. Китай, конечно, не будет полностью замыкаться на себе, инициатива "Один пояс, один путь" – масштабная глобальная инфраструктурная кампания Пекина, будет продолжаться, хотя во время пандемии ее прогресс был незначительным. Поскольку стратегия "двойной циркуляции" закрепляет внутренний рынок, а не глобальные связи в качестве основного политического фокуса Пекина, проекты в рамках инициативы "Один пояс, один путь" впредь будут основываться больше на рыночном спросе, чем на политических соображениях. Китай также продолжит стремиться к технологическому сотрудничеству с другими странами, при условии, что они смогут противостоять давлению США, стремящихся отделиться от Китая в этом направлении.

Военная стратегия Китая, напротив, останется практически неизменной в постпандемическом мире. Пекин стремится превратить Народно-освободительную армию в боевую силу мирового класса, готовую к войне в любой момент, делая упор на качество, а не на количество, на кибервозможности, а не на обычное мастерство, на системы вооружений, основанные на искусственном интеллекте, а не на индивидуальные боевые навыки. Однако миссия армии по-прежнему будет заключаться в сдерживании, а не в расширении. Военный бюджет Китая на 2021 год, хотя и больше, чем у других крупных держав, составляет менее трети от того, что США тратят на оборону. Вдобавок к этому бюджетному неравенству, китайским военным не хватает опыта: Народно-освободительная армия Китая не участвовала в перестрелках с 1989 года и не вела настоящую войну с 1979 года. В результате Пекин по-прежнему опасается прямых военных столкновений и будет продолжать отвергать военные союзы, которые могут втянуть его в ненужную войну. По этой же причине Китай старается не допустить перерастания территориальных конфликтов в Южно-Китайском море и на китайско-индийской границе в боевые столкновения.

ЗДОРОВАЯ КОНКУРЕНЦИЯ

Избрание Байдена первоначально вызвало надежды среди китайских чиновников и СМИ на то, что китайская политика Вашингтона должна быть кардинально пересмотрена. Этот оптимизм быстро угас. Вместо радикального перелома, политика Байдена на сегодняшний день во многом является продолжением конфронтационного подхода его предшественника. В результате американо-китайские отношения вряд ли станут менее напряженными и конкурентными, чем в последние годы.

Попытки администрации Байдена перейти к эксклюзивной многосторонней политике, то есть сформировать коалиции по определенным вопросам в противовес Китаю по технологиям и правам человека, в ближайшие годы станут особым источником напряженности. Пекин рассматривает это как самую серьезную внешнюю угрозу своей политической безопасности и самое большое препятствие для своего национального возрождения. Возглавляемые США антикитайские технологические коалиции являются препятствием на пути Китая к технологическому превосходству, а аналогичные идеологические коалиции будут поощрять сепаратистов в Гонконге, Тайване, Тибете и Синьцзяне. И то, и другое затрагивает основные интересы, в отношении которых Китай не пойдет на уступки.

Чтобы противостоять попыткам США создать такие коалиции, Пекин уже начал укреплять свои двусторонние стратегические партнерства. В течение нескольких недель после публичного столкновения между американскими и китайскими представителями на саммите на Аляске в начале этого года Пекин начал широкую дипломатическую кампанию, отправив министра обороны на Балканы, а министра иностранных дел – на Ближний Восток, где последний подписал 25-летнее соглашение о стратегическом сотрудничестве с Ираном и пообещал китайские инвестиции в эту страну в размере 400 миллиардов долларов. У себя дома Китай принял министров иностранных дел Индонезии, Малайзии, Филиппин, Сингапура и Южной Кореи и подписал совместное заявление с Россией, в котором, отступая от традиции, были опущены обычные заверения в том, что китайско-российское сотрудничество не направлено против какой-либо третьей стороны. (В ближайшие годы Москва, вероятно, станет важным партнером Пекина в противодействии политизации вопросов прав человека и в продвижении альтернативных моделей демократии и неидеологической многосторонности). Си также направил северокорейскому лидеру Ким Чен Ыну (Kim Jong Un) послание, в котором заявил о своей готовности к дальнейшему укреплению отношений Пекина с Пхеньяном.

Пекин все еще надеется, что ему удастся ограничить напряженность в отношениях с Вашингтоном экономической сферой и избежать эскалации конфликта в виде военных столкновений. Тем не менее, риск конфликта, особенно из-за Тайваня, растет. В последнем пятилетнем плане Пекина вновь подтверждается его стремление к миру и процветанию через Тайваньский пролив – политика, которая уже давно препятствует потенциальной американо-китайской войне из-за острова. Хотя Китай до сих пор не отказался от принципа мирного объединения, он может отказаться от него, если Тайвань объявит о независимости де-юре. Чем больше другие страны будут поддерживать сепаратистскую политику Тайваня, тем больше Народно-освободительная армия Китая будет проводить военные учения для сдерживания Тайваня. Тем временем Пекин надеется достичь негласного понимания с Вашингтоном, что поддержание мира в Тайваньском проливе является общим интересом.

Это не означает, что о сотрудничестве с Вашингтоном не может быть и речи. Пекин выразил готовность играть активную роль в реформировании режимов глобального управления, в содействии восстановлению мировой экономики после пандемии и в решении транснациональных проблем совместно с Вашингтоном. Се Чжэньхуа (Xie Zhenhua), посланник Китая по вопросам климата, уже встретился со своим американским коллегой Джоном Керри (John Kerry). Министр иностранных дел Китая Ван И (Wang Yi) дал понять, что Китай не возражает против усилий администрации Байдена по возобновлению иранской ядерной сделки 2015 года, а американские и китайские дипломаты обсудили планы признания каждой стороной прививок COVID-19 для целей зарубежных поездок. Между тем, Китай открыт для торговых переговоров на основе так называемого соглашения первого этапа, подписанного администрацией Трампа в 2020 году, и даже некоторые американские чиновники, такие как Том Вилсак (Tom Vilsack), министр сельского хозяйства, отметили, что Китай до сих пор выполнял обещания, данные в этом соглашении.

Даже если конкуренция победит, лучше всего думать о ней как о гонке, а не о боксерском поединке: каждая сторона делает все возможное, чтобы вырваться вперед, но ни у одной из них нет намерения уничтожить или навсегда изменить другую. В 2019 году до того, как стать высокопоставленными чиновниками по национальной безопасности в администрации Байдена, Курт Кэмпбелл (Kurt Campbell) (главный чиновник Совета национальной безопасности по Азии) и Джейк Салливан (Jake Sullivan) (ныне советник по национальной безопасности) много рассуждали об этом. "Основная ошибка взаимодействия, – писали они, – заключалась в предположении, что оно может привести к фундаментальным изменениям в политической системе, экономике и внешней политике Китая". Более реалистичной целью, продолжали они, было стремление к "устойчивому состоянию сосуществования на условиях, благоприятных для интересов и ценностей США". Эта точка зрения не слишком далека от надежды Вана на то, что обе стороны должны участвовать в "здоровой конкуренции", основанной на "самосовершенствовании и просвещении другой стороны, а не на взаимных нападках и игре с нулевым результатом". Если ни Пекин, ни Вашингтон не намерены порабощать друг друга, их соперничество будет ожесточенным, но более мягким, чем экзистенциальная борьба великих держав в двадцатом веке.

НОВЫЕ ПОЛЯ БОЯ

Как эта конкуренция проявится на практике? Прежде всего, она развернется на новых полях сражений, главным из которых является киберпространство. По мере того как цифровая сфера будет занимать все большую часть жизни людей, кибербезопасность станет более важной, чем безопасность территорий. Уже сейчас доля цифровой экономики в ВВП крупнейших держав быстро растет, что делает ее важнейшим источником национального богатства. Гонка за лидерство в области телекоммуникационных сетей 5G и 6G будет все больше определять это соревнование, и на данный момент Китай, похоже, лидирует. К февралю 2021 года на китайские компании, включая технологического гиганта Huawei, приходилось 38% одобренных патентов в области 5G, в то время как на американские компании приходилось около 17%. (В других областях, однако, американские цифровые платформы по-прежнему опережают своих китайских коллег, и на долю американских цифровых платформ приходится около 68% мировой цифровой экономики с точки зрения рыночной капитализации по сравнению с 22% китайских компаний).

Между тем, международное сотрудничество будет все чаще принимать форму коалиций по конкретным вопросам вместо подлинно международных (или даже региональных) институтов. Временами Пекин и Вашингтон могут состоять в одних и тех же группах: например, когда речь идет о нераспространении кибероружия и некоторых видов инструментов искусственного интеллекта. В долгосрочной перспективе цифровые сверхдержавы могут даже иметь общий интерес к введению и обеспечению соблюдения некоторых международных налоговых правил, чтобы защитить свои компании от чрезмерных налогов со стороны других стран. Однако по большей части Китай и США будут создавать конкурирующие команды, а другие страны будут решать, к какой из них присоединиться, в каждом конкретном случае, в зависимости от того, какое соглашение лучше всего отвечает их национальным интересам. Большинство правительств будут приветствовать эту тенденцию, уже приняв стратегии хеджирования, чтобы избежать выбора стороны между двумя державами.

Конечно, клубная международная система принесет свои осложнения: страна, которая присоединяется к одним коалициям, возглавляемым Вашингтоном, и другим, возглавляемым Пекином, будет менее надежным партнером для обеих держав. Также может стать обычным явлением, когда члены одной коалиции будут наказывать друг друга за действия, требуемые их членством в других клубах. Например, Австралия и Китай являются членами Регионального всеобъемлющего экономического партнерства, торгового соглашения между дюжиной государств Азиатско-Тихоокеанского региона, однако споры о правах человека недавно заставили Австралию отменить сделку по инициативе "Один пояс, один путь" с Китаем, который в ответ приостановил экономический диалог между двумя странами. Аналогичным образом, представители государств Восточной Европы часто говорили китайским дипломатам, что их членство в ЕС заставляет их выступать против Китая в политических вопросах. Однако эти же страны сотрудничают с Китаем в области инвестиций в инфраструктуру и технологии, рискуя нарушить правила ЕС, ссылаясь на свое участие в "Сотрудничестве между Китаем и странами Центральной и Восточной Европы", дипломатическом форуме в регионе, инициированном Китаем.

Такие конфликты, вероятно, усилят политическую нестабильность и ускорят тенденцию к деглобализации в ближайшее десятилетие, но они предпочтительнее, чем мир, расколотый на жесткие геополитические блоки. До тех пор, пока отдельные государства остаются членами клубов по обе стороны разрыва, не в их интересах будет бросать вызов только одной стороне. Такая биполярная конфигурация вызовет определенную напряженность, но в целом она будет гораздо менее опасной, чем тотальная конкуренция в стиле холодной войны.

Внешняя политика Китая после пандемии только начинает формироваться. Пекин всегда корректировал свою политику в зависимости от меняющихся внутренних и внешних обстоятельств, следуя подходу Дэн Сяопина (Deng Xiaoping) "переходить реку, ощупывая камни". Наступающая эпоха ничем не будет отличаться от предыдущей: достижения и неудачи будут определять путь и выбор Китая. Однако фоном для этих корректировок станет радикально изменившийся глобальный ландшафт, в котором односторонние решения Вашингтона и возглавляемых им различных альянсов и коалиций по конкретным вопросам уже не будут такими эффективными, как раньше. Поскольку многие государства готовятся к возвращению к жизни после пандемии, им следует смириться с этой новой реальностью.

Янь Сюэтун