Обязательства по достижению нулевого уровня выбросов – это модная тенденция. Страны, компании и другие организации по всему миру взяли на себя обязательство ликвидировать чистые выбросы парниковых газов к определенной дате – некоторые уже к 2030 году. Однако нулевые цели не равнозначны ограничению глобального потепления до 1,5°C или любого другого уровня потепления, предусмотренного Парижским соглашением по климату. Именно путь к нулевым выбросам имеет значение.

Это хорошо понимают эксперты. Например, в докладе Международного энергетического агентства (МЭА) за 2021 год подробно описывается разделенный на пятилетние интервалы путь к достижению нулевых выбросов к 2050 году, что даст миру "даже шанс ограничить повышение глобальной температуры до 1,5°C". Самой поразительной особенностью этого анализа, по крайней мере, для меня, является величина сокращения, которое требуется к 2030 году: примерно восемь миллиардов тонн выбросов, основанных на ископаемом топливе, что позволит нам сократить выбросы углекислого газа с сегодняшних 34 гигатонн (Гт) до 26 Гт.

Для достижения этой цели выбросы должны снижаться на 5,8% в год. Если темпы роста мировой экономики в этот период, по консервативным оценкам, составят 2% в год, то уровень выбросов углерода в мировой экономике (выбросы CO₂ на 1000 долларов ВВП) должен снижаться на 7,8% в год. Хотя интенсивность выбросов углерода снижалась в течение последних 40 лет, тенденция не была близка к этому показателю: с 1980 по 2021 год интенсивность выбросов углерода снижалась в среднем всего на 1,3% в год.

Эти темпы не были достаточно высокими, чтобы поддерживать выбросы CO₂ на постоянном уровне, не говоря уже о том, чтобы вызвать их снижение. На самом деле, поскольку рост мирового ВВП превышал темпы снижения интенсивности выбросов углерода примерно на два процентных пункта, выбросы за этот период примерно удвоились. Одна из причин этого заключается в том, что в течение большей части этого времени практически не предпринималось усилий по снижению интенсивности выбросов углеродов. Произошедшее снижение было в основном побочным продуктом роста благосостояния стран с развивающейся экономикой. (Более развитые экономики имеют более низкую интенсивность выбросов углерода).

Конечно, по мере того, как изменение климата привлекало все больше внимания политических деятелей, темпы снижения действительно ускорились, составляя в среднем 1,9% в год с 2010 года. А поскольку в настоящее время глобальная экономика испытывает трудности с поставками – в ближайшие несколько лет ежегодный рост вполне может составить всего 2% – то умеренное дальнейшее снижение интенсивности выбросов углерода может оказаться достаточным для того, чтобы глобальная экономика достигла пика общих выбросов CO₂ или приблизилась к нему. Более высокий глобальный рост может даже не затормозить действия по снижению интенсивности выбросов углерода в экономике, поскольку он будет стимулироваться распространением цифровых технологий.

Пик выбросов стал бы важной исторической точкой. Но если за ним сразу же не последует резкое снижение, мы по-прежнему будем выбрасывать в атмосферу около 34 Гт CO₂ в год. Хотя в отчете МЭА не рассматривается вопрос о том, что произойдет, если мы значительно отстанем от первых двух промежуточных целей (2025 и 2030 годы), можно предположить, что избежать преодоления порога в 1,5ºC будет практически невозможно.

У нас есть инструменты для достижения поставленных МЭА целей. Как следует из доклада, в первое десятилетие не потребуется новых технологических прорывов. Более того, затраты не кажутся запредельными. Например, цены на ветровую и солнечную энергию в последние годы значительно снизились. Однако потребуются огромные изменения практически во всех сферах мировой экономики, а эти изменения, похоже, не происходят так быстро, как того требует график МЭА.

Отрезвляющим фактом является то, что поставленная в отчете МЭА цель в 26 Гт СО₂ к 2030 году недостижима, поскольку интенсивность выбросов углерода в мировой экономике снижается едва ли на четверть от требуемой скорости. Резкий перелом в этой переменной возможен, и, вероятно, некоторые будут утверждать, что 26 Гт остается полезным целевым показателем. Но она не кажется особенно реалистичной.

Что лучше – держаться за недостижимую цель, поскольку она представляет собой наилучший путь для людей и планеты, или пересмотреть эту цель в сторону чего-то более реалистичного? Может ли продолжение отстаивания нереалистичной цели препятствовать прогрессу, поскольку люди будут демотивированы или просто перестанут считать эти усилия заслуживающими доверия? Или хуже смириться с последствиями отказа от амбициозного пути, включая риск пересечения необратимых переломных точек?

Какой бы путь ни выбрал мир, задача останется неизменной: резко сократить выбросы CO₂ – и быстро. Конечно, это легче сказать, чем сделать. Мировая экономика включает 195 стран с различными культурами и политическими системами, находящихся на разных этапах экономического развития, а также бесчисленное множество предприятий всех размеров и типов и восемь миллиардов человек. Все усложняется еще и тем, что широко распространенные и распределительные последствия как действий (быстрые энергетические переходы), так и бездействия (изменение климата) трудно устранить, особенно в ходе международных переговоров.

Но есть способы упростить задачу. Половина мировых выбросов парниковых газов приходится всего на семь экономических систем: Китай, США, Европейский Союз, Япония, Индия, Канада, Австралия и Россия. На долю стран G20 приходится 70%. Согласованные и скоординированные усилия в этих крупных экономиках могли бы существенно изменить траектории выбросов и, что, возможно, более важно, создать технологии и подходы к управлению, которые потребуются для достижения цели "нетто-ноль".

Майкл Cпенс