Этот краткий фрагмент больше похож на афоризм. Главная мысль выражена предельно ясно: несчастен (kakodaimonôn) тот, кто невнимателен к своей душе. Или: кто не замечает, что происходит в его собственной душе, не может быть счастливым. Но за этой краткостью скрывается ряд интересных нюансов. Фраза построена на противопоставлении: несчастье не в том, что ты не замечаешь движений чужой души, а в том, что ты не замечаешь собственных душевных движений.

Уже само слово kakodaimonôn (которое переводится как «несчастье») весьма примечательно. Пара слов eydaimonia – kakodaimonia буквально означает «имеющий хорошее или плохое божество». Слово kako-daimôn имеет значение «находящийся во власти злого божества, несчастный». Иными словами, счастлив ты или нет, зависит от того, какое божественное начало ты носишь в себе, каков твой «даймон».

Еще Платон использует в философских целях этимологию греческого слова «счастье» в диалоге «Тимей»: «Если человек отдается любви к учению (peri philomathian), стремится к истинно разумному (peri tas alêtheis phronêseis) и упражняет соответствующую способность души преимущественно перед всеми прочими, он, прикоснувшись к истине, обретает бессмертные и божественные мысли (phronein men athanata kai theia), а значит, обладает бессмертием в такой полноте, в какой его может вместить человеческая природа; поскольку же он неизменно в себе самом пестует божественное начало (aei therapeyonta to theion) и должным образом ублажает сопутствующего ему демона (kekosmêmenon ton daimona synoikon), сам он не может не быть в высшей степени блаженным (eydaimona)» (Tim. 90 bc) (перевод С.С.Аверинцева). Рассуждения Платона нужно понимать в контексте учения о самопознании и демоне Сократа (как главного повествовательного примера самопознания). Конечно, Марк Аврелий учитывает это учение и включает его в качестве главного элемента своих рассуждений о счастье и несчастье.

Исследовать собственную душу, внимательно следить за движениями собственной души, это для Марка Аврелия в первую очередь – обращать внимание на состояние собственного ума (noys), на состояние собственного «внутреннего человека». В этом фрагменте явно заметно влияние философии Платона (см. Marco Aurelio. Pensieri, р.440).

9. «О том всегда помнить, какова природа целого и какова моя, и как эта относится к той, и какой частью какого целого является, а еще что никого нет, кто воспрещал бы и делать, и говорить всегда сообразно природе, частью которой являешься» (перевод А.К.Гаврилова).

Часто повторяющийся мотив в медитациях Марка Аврелия: размышлять («всегда помнить» — toytôn aei memnêsthai) (1) о природе целого, (2) о себе, как части этого целого и (3) стараться действовать сообразно природе. Что здесь понимается под природой целого (holôn physis)? Это вся реальность, от неодушевленной до социальной.

В медитации глубина нашего Я соприкасается с глубиной (или принципом) целого, всей реальности. Я связан с миром множеством невидимых связей, во мне отражается и действует весь мир. Как говорил Лейбниц, каждая монада (индивидуальная субстанция) является зеркалом универсума. Я принимаю мир, ощущаю свою глубинную связь со всем мирозданием. Я обладаю даром мышления, что позволяет мне ощущать и осознавать взаимодействие двух этих центров: «отношение» моего «внутреннего человека» к глубинному основанию всего мироздания. Что это за глубинное основание? Для стоиков это мировой логос, творческий принцип. Каждое разумное существо – индивидуальное воплощение этого принципа. Поэтому «всегда делать и говорить (prassein te aei kai legein) сообразно природе (akoloytha tê physei)» означает для стоика – делать и говорить как это подобает существу, одаренному разумом.

11. «Поступать во всем, говорить и думать, как человек, готовый уже уйти из жизни. Уйти от людей не страшно, если есть боги, потому что во зло они тебя не ввергнут. Если же их нет или у них заботы нет о человеческих делах, то что мне и жить в мире, где нет божества, где промысла нет? Но они есть, они заботятся о человеческих делах и так все положили, чтобы всецело зависело от человека, попадет ли он в настоящую-то беду, а если есть и другие еще беды, так они предусмотрели и то, чтобы в каждом случае была возможность не попадать в них. А что не делает человека хуже, может ли делать хуже жизнь человека? Что ж, по неведению ли, или зная, да не умея оберечься наперед или исправиться после, допустила бы это природа целого? Неужто по немощи или нерасторопности она так промахнулась, что добро и худо случаются равно и вперемешку как с хорошими людьми, так и. с дурными? Ну а смерть и рождение, слава, безвестность, боль, наслаждение, богатство и бедность — все это случается равно с людьми хорошими и дурными, не являясь ни прекрасным, ни постыдным. А следовательно, не добро это и не зло» (перевод А.К.Гаврилова).

В каждой ситуации следует поступать, говорить и мыслить (poiein kai legein kai dianoeisthai), словно ты уже готов уйти из жизни. Мысль сама по себе ясная, но трудноисполнимая.

Помните в романе Достоевского «Идиот» рассказ князя Мышкина об одном человеке, которого приговорили к расстрелу? Что думал этот человек в последние минуты жизни? Мы знаем, что Достоевский вкладывает в уста князя свои собственные личные переживания. Давайте вместе вспомним этот фрагмент. «Он помнил всё с необыкновенною ясностью и говорил, что никогда ничего из этих минут не забудет… Священник обошел всех с крестом. Выходило, что остается жить минут пять, не больше. Он говорил, что эти пять минут казались ему бесконечным сроком, огромным богатством; ему казалось, что в эти пять минут он проживет столько жизней, Что еще сейчас нечего и думать о последнем мгновении, так что он еще распоряжения разные сделал: рассчитал время, чтобы проститься с товарищами, на это положил минуты две, потом две минуты еще положил, чтобы подумать в последний раз про себя, а потом, чтобы в последний раз кругом поглядеть. Он очень хорошо помнил, что сделал именно эти три распоряжения и именно так рассчитал. Он умирал двадцати семи лет, здоровый и сильный; прощаясь с товарищами, он помнил, что одному из них задал довольно посторонний вопрос и даже очень заинтересовался ответом. Потом, когда он простился с товарищами, настали те две минуты, которые он отсчитал, чтобы думать про себя; он знал заранее, о чем он будет думать: ему всё хотелось представить себе, как можно скорее и ярче, что вот как же это так: он теперь есть и живет, а через три минуты будет уже нечто, кто-то или что-то, — так кто же? Где же? Всё это он думал в эти две минуты решить! Невдалеке была церковь, и вершина собора с позолоченною крышей сверкала на ярком солнце, Он помнил, что ужасно упорно смотрел на эту крышу и на лучи, от нее сверкавшие; оторваться не мог от лучей: ему казалось, что эти лучи его новая природа, что он чрез три минуты как-нибудь сольется с ними… Неизвестность и отвращение от этого нового, которое будет и сейчас наступит, были ужасны; но он говорит, что ничего не было для него в это время тяжело, как беспрерывная мысль: “Что если бы не умирать! Что если бы воротить жизнь, — какая бесконечность! всё это было бы мое! Я бы тогда каждую минуту в целый век обратил, ничего бы не потерял, каждую бы минуту счетом отсчитывал, уж ничего бы даром не истратил!” Он говорил, что эта мысль у него наконец в такую злобу переродилась, что ему уж хотелось, чтоб его поскорей застрелили».

Похож этот рассказ на то, что имеет в виду Марк Аврелий в нашем фрагменте? Мне кажется, совершенно не похож. Достоевский говорит о переосмыслении всей жизни перед лицом скорой смерти. Описываемый в рассказе человек точно знает, что через несколько минут его не станет. Он ясно осознает, что если бы ему была дарована жизнь, он бы «каждую минуту в целый век обратил». Конечно, мы не можем проживать каждую минуту с такой интенсивностью, словно она последняя в нашей жизни. Но как же тогда нам понять высказывание Марка Аврелия и применять его на практике?

Есть другая стратегия, которая противоположна излишне драматической стратегии князя Мышкина. Мне кажется, она ближе к стратегии Марка Аврелия. Вот она: живи так, чтобы приближение смерти в твоей жизни ничего не изменило. Чтобы и в последний день, и в последний час, и в последнюю минуту ты делал то, что делаешь обычно. Это противоположная Мышкину стратегия. В рассказе Мышкина человек перед лицом смерти хотел бы кардинально поменять свою жизнь, чтобы наполнить ее смыслом и сделать максимально интенсивной. Я же имею в виду установку, чтобы жить так, чтобы приближение смерти ничего бы не изменила в моих мыслях, делах и речах. Зная, что мне через час нужно уйти, я продолжаю делать то, что делал обычно. Пусть твои занятия, твой жизненный ритм, твои планы и поступки, будут такими, чтобы и готовясь уходить из этого мира, ты делал именно то, что делал вчера, позавчера, неделю и месяц назад.

В этом фрагменте содержится несколько примечательных деталей. Марк Аврелий оценивает действия и поступки личности не только «перед лицом смерти», но предлагает нам и более широкий контекст. Как оценивать саму смерть? С какими чувствами и мыслями нужно воспринимать события перехода? Таким образом, возникает своеобразная концептуальная триада (1) оценка поступков и мыслей в (2) перспективе ухода из жизни, усиленная (3) размышлениями о смерти и отношении к ней.

Отношение к смерти рассматривается с противоположных позиций: (1) если боги существуют, (2) если богов нет и (3) если боги есть, но им нет дела до людей. Исследователи отмечают здесь полемику Марка Аврелия с представителями философии эпикуреизма. Мне бы сейчас не хотелось останавливаться на этих историко-философских деталях. Гораздо важнее общефилософский смысл фразы. Ее можно сформулировать так: существуют боги, или нет, существует Бог или нет, это не меняет двух важных аспектов реальности: (1) действительность как совокупность фактов и событий представляет собой сеть причинно-следственных отношений и (2) наш моральный выбор имеет не внешнюю, а внутреннюю причину (нашу волю, наше свободное решение). При этом: (1) согласуется с (2), но (2) не зависит от (1). Моральная причинность имеет собственные основания. Похожим образом будет рассуждать Кант в разрешении третьей антиномии чистого разума (где речь идет о каузальности свободы и природном детерминизме).

Все три «если» Марка Аврелия не отменяют этих двух решающих аспектов. Кант утверждал, что в моральных вопросах речь идет не о том, чтобы быть счастливым, а в том, чтобы быть достойным счастья. Я бы мог переформулировать кантовский тезис в контексте данного фрагмента так: существуют боги, или нет, помогают они нам, или нет, но мы должны быть достойными получить божественную помощь. А стать достойными такой помощи мы можем в том случае, если позаботимся о своей душе.

Давайте сравним эту мысль с фрагментом XII, 14. Там Марк Аврелий говорит: «Либо судьба с ее необходимостью и нерушимый порядок (aparabatos taxis), либо милостивый промысел (pronoia), либо беспорядочная мешанина случайного. Так вот, если нерушимая необходимость, что противишься ей? Если промысел, допускающий умилостивление, — будь достоин божественной помощи (axion heayton poiêson tês toy theioy boêtheias). Если же непредвиденная никем мешанина (phyrmos anêgemoneytos), ликуй, что среди волн таких в тебе есть ведущий ум (en heaytô tina noyn hêgemonikon). И если понесут тебя волны, пусть твое тело несут или дыхание (to pneymation) и прочее – ума не унесут». Какая глубокая мысль! Даже если мир бессмыслен, я сам – источник смысла. В оригинале это противопоставление более четко акцентировано: Марк Аврелий говорит о «неуправляемой смеси» и «управляющем уме» (господствующем уме), о phyrmos anêgemoneytos и noyn hêgemonikon. С.М.Роговин нашел, по моему мнению, лучшее решение: «Если же никем не руководимая сумятица, то будь доволен уже тем, что среди этого вихря ты сам обладаешь в себе некоторым руководящим началом духа». Сталкиваются хаос и порядок, анархия и управление. Я — разумное существо, одаренное сознанием. И какие бы ни были мировые расклады, каким бы ни был мир в своих основаниях и причинах, я всегда могу найти в себе точку опоры. Осознание рождается внутри меня. Если я научусь создавать внутреннюю крепость и правильно пользоваться своим умом, волны хаоса и сумятицы, волны бессмыслицы разобьются об эту нерушимую скалу. Образ скалы (akra) или замка на горе мы находим вначале фрагмента IV, 49.

Но вернемся к нашему главному фрагменту. После своих трех «или» Марк Аврелий решительно утверждает: но боги существуют. И они позаботились, чтобы от самого человека зависело, совершить зло, или нет, пасть, или выстоять. Здесь мы видим иллюстрацию одного из главных принципов стоицизма. В нашей власти делать добро или зло. В нашей власти наш нравственный выбор. Прочие состояния человека – смерть и жизнь, слава и бесславие, удовольствие и страдание, богатство и бедность, — все это может произойти как с хорошими, так и с плохими людьми. Все это вещи морально-нейтральные или «безразличные» согласно терминологии стоицизма. «Все это не прекрасно и не безобразно (oyte kala onta oyte aischra), а, следовательно, — не добро (agatha) и не зло (kaka)».

Кстати, эта мысль противоречит мировоззренческим установкам как социалистов, так и либералов. Для социалистов (в тех версиях, которые исповедовались, например, большевиками в 1917 году) богатство подозрительно. Богатый человек, скорее плохой, а не богатый (пролетарий, трудящийся), скорее хороший. В эпоху коллективизации конца 20-х – начала 30-х годов прошлого века сельская беднота была хорошей, а кулаки – плохими, «мироедами». Для либералов все наоборот. Человек, обладающий большим состоянием, пользуется и бесспорным уважением. Быть успешным в этой системе – значит быть богатым. К богатому прислушиваются. Миллиардеры окружены особым пиететом. Миллиардер – кумир массового человека либеральной эпохи. Его слово – более веско. Сам факт его богатства говорит, что это успешный человек и на него следует равняться. Но стоики не согласны ни с социалистами, ни с либералами. Богатство и бедность – это нечто нейтральное и еще ничего не говорит о само человеке. Конечно, богатство лучше бедности. Но оно не дает ответ на главный вопрос: что перед нами за человек, хороший или плохой? Дело не в том, что ты богат, а как ты пользуешься своим богатством и какие поступки ты совершаешь – добрые или злые.

Можно кратко формулировать главную мысль фрагмента так: как бы ни был устроен мир, ты всегда можешь делать добро и избегать зла. А все остальное приложится. Но мир устроен хорошо, и добрый человек может рассчитывать на помощь богов в своем стремлении стать лучше.

Ссылка на источник