32x32

Svetlana 07.05.2020

Грядущий мировой финансовый кризис 2020-х годов

1

Для пандемии никогда не бывает подходящего времени, но кризис COVID-19 стал крайне тяжелым ударом для мировой экономики. Мир давно погружается в идеальный шторм финансовых, политических, социально-экономических и экологических рисков, которые в настоящее время становятся все более ощутимыми.

После финансового кризиса 2007-2009 годов дисбалансы и риски, существующие в мировой экономике, усугублялись политическими ошибками. Таким образом, вместо того, чтобы решать структурные проблемы, выявленные финансовым крахом и последовавшей за ним рецессией, правительства, в основном, заняли выжидательные позиции, создавая серьезные риски снижения темпов роста, которые сделали неизбежным еще один кризис. И теперь, когда это произошло, риски становятся еще более ощутимыми. К сожалению, даже если более глубокий мировой финансовый кризис приведет к слабому U-образному восстановлению в этом году, то за ним в ближайшие десять лет последует L-образная «Еще более Великая депрессия» в результате десяти негативных и небезопасных тенденций.

Первая тенденция касается дефицитов и связанных с ними рисков – долгов и дефолтов. Ответные меры в области политики на кризис COVID-19 влекут за собой значительное увеличение дефицита государственных финансов – приблизительно 10% ВВП или даже больше, причем это тогда, когда уровни государственного долга во многих странах уже были высокими, если не неподъемными.

Более того, потеря дохода для многих домашних хозяйств и фирм означает, что уровни задолженности частного сектора также станут неподъемными, что может привести к массовым невыполнениям денежных обязательств и банкротствам. Вместе с быстро растущим уровнем государственного долга, это, по сути, обеспечивает более слабое восстановление, по сравнению с тем, которое последовало за Великой рецессией десять лет тому назад.

Вторым фактором является демографическая бомба замедленного действия в странах с развитой экономикой. Кризис COVID-19 показывает, что на системы здравоохранения должно быть выделено гораздо больше государственных средств и что всеобщее здравоохранение и другие соответствующие общественные блага являются необходимостью, а не предметом роскоши. Тем не менее, поскольку большинство развитых стран характеризуются стареющими обществами, финансирование таких расходов в будущем приведет к еще большему увеличению скрытых долгов сегодняшних необеспеченных средствами систем здравоохранения и социального обеспечения.

Третья проблема – растущий риск дефляции. Помимо глубокой рецессии, кризис также приводит к огромному снижению торговли на рынках товаров (неиспользуемые машины и мощности) и труда (массовая безработица), а также к резкому снижению цен на нефть и промышленные металлы. Это повышает вероятность дефлирования долга, увеличивая риск неплатежеспособности.

Четвертый (связанный) фактор – обесценивание валюты. По мере того, как центральные банки пытаются бороться с дефляцией и избегать риска повышения процентных ставок (в результате массового роста долга), денежно-кредитная политика станет еще более нестандартной и чреватой серьезными последствиями. В ближайшее время, правительствам необходимо будет запустить монетизированный бюджетный дефицит, чтобы избежать экономического кризиса и дефляции. Тем не менее, со временем постоянные негативные нарушения в снабжении, вызванные ускоренной деглобализацией и новой политикой протекционизма, сделают стагфляцию практически неизбежной.

Пятый проблемный вопрос – более широкая цифровая революция в экономике. Поскольку миллионы людей теряют свою работу или стали работать и зарабатывать меньше, разрыв в доходах и богатстве в экономике XXI века будет продолжать увеличиваться. С целью избегания будущих потрясений в цепочках поставок, компании в странах с развитой экономикой перенесут производство из регионов с низкими производственными затратами на более высокозатратные внутренние рынки. Но вместо того, чтобы помочь работникам внутри страны, эта тенденция ускорит темпы автоматизации, оказывая сдерживающее влияние на заработную плату и еще больше разжигая пламя популизма, национализма и ксенофобии.

Вышеизложенное указывает на шестой основной фактор – деглобализацию. Пандемия ускоряет тенденции к разделению и фрагментации, которые уже находятся в процессе реализации. Соединенные Штаты и Китай будут разъединяться быстрее, и большинство стран отреагируют на это, проводя еще более протекционистскую политику для защиты отечественных фирм и работников от глобальных сбоев. Постпандемический мир будет характеризоваться более жесткими ограничениями на перемещение товаров, услуг, капитала, рабочей силы, технологий, данных и информации. Это уже происходит в таких секторах, как: фармацевтический, медицинского оборудования и пищевой, в которых правительства вводят ограничения на экспорт, а также другие протекционистские меры вследствие кризиса.

Противодействие демократии усилит эту тенденцию. Популистские лидеры часто извлекают выгоду из экономической слабости, массовой безработицы и растущего неравенства. В условиях повышенной экономической нестабильности иностранным «козлам отпущения», виноватым в кризисе, будет нанесен сильный удар. Рабочие и большие группы среднего класса станут более восприимчивыми к популистской риторике, особенно к предложениям по ограничению миграции и торговли.

Вышеизложенное указывает на восьмой фактор – геостратегическое противостояние между США и Китаем. В связи с тем, что администрация Трампа прилагает все усилия, чтобы обвинить Китай в пандемии, режим китайского президента Си Цзиньпина будет заострять внимание на том, что США устраивают заговор с целью предотвращения мирного возвышения Китая. Усилится ослабление китайско-американских связей в торговле, технологиях, инвестициях, данных и денежно-кредитных договоренностях.

Более того, этот дипломатический разрыв создаст условия для новой холодной войны между США и их соперниками: не только Китаем, но и Россией, Ираном и Северной Кореей. С приближением президентских выборов в США есть все основания ожидать повышения уровня негласной кибервойны, что может привести даже к военным столкновениям. А поскольку технологии являются ключевым оружием в борьбе за контроль над отраслями будущего и в борьбе с пандемиями, частный технический сектор США будет все больше интегрироваться в комплекс промышленность-национальная безопасность.

Последним потенциальным риском, который нельзя игнорировать, является нанесение ущерба окружающей среде, которое, как показал кризис COVID-19, может нанести гораздо больший экономический ущерб, чем финансовый кризис. Периодически возникающие эпидемии (ВИЧ с 1980-х годов, атипичная пневмония в 2003 году, H1N1 (вирус свиного гриппа типа А) в 2009 году, БВРС (ближневосточный респираторный синдром) в 2011 году, Эбола в 2014-2016 годах) также, как и изменение климата, являются, в большинстве случаев, антропогенными катастрофами, порожденными плохими санитарно-гигиеническими нормами, неправильным обращением с природными экосистемами, а также растущей взаимосвязанностью глобализированного мира. В будущем пандемии и многие патологические симптомы изменения климата станут более частыми, тяжелыми и дорогостоящими.

Эти десять потенциальных рисков, которые вырисовались еще до того, как появился COVID-19, теперь угрожают спровоцировать идеальный шторм, который погрузит всю мировую экономику в десятилетие отчаяния. К 2030-м годам благодаря технологиям и более компетентному политическому руководству можно будет уменьшить, решить или минимизировать многие из этих проблем, что приведет к более инклюзивному, скоординированному и устойчивому международному порядку. Но любой счастливый конец предполагает, что мы, для начала, сумеем найти способ пережить грядущий Мировой финансовый кризис.

Нуриэль Рубини