Не углубляясь в предысторию, скажу, что во второй половине ХХ века сложилась некая экономическая парадигма. В 1960-1970 гг. оформилось крупное стандартизированное производство. Страны начали сосредотачиваться на развитии 2-3 базовых отраслей, в которых они могли конкурировать на мировом рынке, получая деньги для оплаты импорта. 

  Началась глобализация рынков, международная торговля превратилась в основной двигатель прогресса, способствовала бурному развитию государств, в том числе новых, освободившихся от колониальной зависимости, которые быстро включались в трансконтинентальные торговые отношения и стали поставщиками сырья. Но все это в рамках так называемой долговой экономики.

  Развитие долговой экономики наблюдалось на национальном и мировом уровне. Уже в 1970-х гг. развивающиеся страны накопили большой объем задолженности. Стратегическим стал финансовый капитал, возникли ловушки ликвидности, нерегулируемый переток капитала, спекуляции на финансовых и сырьевых рынках. Также наблюдалась активизация политики государственных расходов, активное стимулирование быстрорастущего потребления. Финансовый сектор стал гипертрофированным, экономика переориентировалась, прежде всего, на денежные ресурсы и т.п.

  Основы современной теории экономического развития возникли как смесь неоклассического и кейнсианского подхода, допуская государственное регулирование. Позднее большой вклад внес монетаризм. И неоклассики, и кейнсианство поддерживали международную торговлю, торговую и инвестиционную глобализацию. В то же время развитые страны не забывали о протекционизме и селективной государственной поддержке для создания сравнительных преимуществ и внешней экспансии.

  Особое внимание в последние годы обращалось на монетаризм, а именно его «политическую реализацию». Можно согласиться, например, с Ф. фон Хайеком, который обосновывал необходимость снятия денежных ограничений роста благосостояния, тем более, что в его время это действительно так. Но тогда следует вспомнить и его позицию (а также Л. фон Мизеса) чрезмерного инвестирования, избыточных вливаний в экономику со стороны государства, несбалансированного расширения производства, резкое падения спроса. В целом смесь кейнсианства и монетаризма, которые оказались в руках политиков, стала мощной стихией.

  Кризисы 1970-1990гг. показали ущербность промышленной парадигмы, глобальный финансовый кризис 2008-2009гг. – порочность финансовой экономики и монетарной модели с упором на стимулируемый спрос, кредит, раздувание денежной массы и стоимости активов, использование мультипликаторов, сокращением доли промышленного капитала и т.п. Дисбаланс вышел на глобальный уровень и в настоящее время мы постепенно получаем «великую депрессию» в мировом масштабе. Не стоит забывать и о неравномерной централизации производства в мире, о проблематике сырьевого роста развивающихся стран, о неэквивалетности международного обмена и т.п.

  Экономика в рамках альтернативных мейнстриму подходах представляется как фиктивная, ложная, как хрематистика в чистом виде, преследующая цели наращивания финансов. И это во многом так. Постулаты о свободной конкуренции справедливо критикуются, ведь в глобальном пространстве, по сути, сложилась «силовая» и «конфликтная» система отношений между странами, что отражается на всех уровнях.  

  Особой проблемой стало избыточное потребление, которое только в общих чертах описано работами по обществу потребления. Вполне можно по аналогии с Т. Вебленом писать теорию праздного класса 2.0. Но сегодня праздность и паразитарность более разрушительны.

  Современная экономика крайне несбалансированна не только в плане доминирования финансового сектора над реальным. Дисбалансы порождают и раздувание сектора услуг за счет «непродуктивных» видов, например, индустрии развлечения. Это также достигло глобальных пределов. 

  Отдельно необходимо сказать о действиях властей и это характерно практически для всех государств, не только для Украины. Недальновидность политиков удивляла еще до 2007-2008 гг. по поводу кредитов. В последние 5-10 лет вполне можно говорить о кризисе власти, о котором свидетельствуют: неконструктивные решения, игнорирование альтернатив, снижение контроля, неспособность или нежелание выработать новые инструменты управления, широкое применение пропаганды, снижение ответственности власти, деградация элит, популизм, запоздалое реагирование на проблемы и мн. др. Власти не сосредотачивают свое внимание на принципиальных вещах, «отводят» внимание от экономики. Даже в развитых странах от политиков нет предложений по созданию новых моделей роста экономики. Конечно, запас прочности этих стран больше. Некоторым кажется, что монетаризм позволит решить все проблемы, но это не так. Это еще не «золотой век» и долго поддерживать накопившиеся дисбалансы не получится. Ситуация ухудшается крушением традиционных идеологических систем, существовавших ранее, новые системы не образовываются. В общем-то, обновлять надо не только модель роста экономики, но и политические структуры, ведь недовольство государством будет только расти по мере усиления кризисных явлений. К тому же государства уступают право главных решений владельцам активов. Кризис власти выходит на глобальный уровень. Помимо кризиса власти следует помнить и о кризисах общества, культуры, нравственности. Они также тесно связаны с экономикой и показывают слабость экономической парадигмы.

   Можно говорить еще о множестве проблем: о деиндустриализации, о последствиях робототехники, о безработице, об избыточном капитале и т.д. Но вполне понятна глубина проблем и необходимость новых модельных решений (при том, что в кризис люди всегда возвращались к более консервативной организации своей жизни). Нам необходимо определить экономическую модель, воплощение которой станет новой точкой приложения усилий и укажет путь к прогрессу.