ScienceHunter 20.05.2021
Алексей Исаев, главный конструктор ракетно-космических двигателей. Герой не нашего времени
«Все время полета Гагарина Исаев сидел в центре управления полетами, хотя пульс зашкаливал за 200, да и давление тоже. Работавшие на космодроме рассказывали, что на командном пункте, по мере того как срабатывали те или иные системы космического корабля, их конструкторы облегченно вздыхали, доставали сигареты и шли покурить. Исаеву приходилось сидеть до конца: он отвечал за посадку».
Интересно перечитывать старые книги, вышедшие 30-40, а то и 50 лет назад. Совершенно по-иному сегодня воспринимаешь людей, время, события. Например «Дорога на космодром» Михаила Арлазорова документальный очерк, вышедший в печать в 1984 году. Небольшого объема, правда, тираж по нынешним временам сказочный – 200 тысяч экземпляров.
Если коротко, это рассказ о судьбах людей, о времени, которое уже ушло от нас. А еще это судьба поколения, удивительного поколения, практического исчезнувшего сегодня. Хотя, может быть, мы о нем просто не знаем? У нас другие «герои».
Мы отдаем заслуженные уважение и славу Сергею Павловичу Королеву, когда говорят о космосе, сразу думаешь именно о нем. Но рядом с ним работали десятки, если не сотни таких же увлеченных, талантливых специалистов
В начале 1970-х годов на экраны вышел фильм режиссера Д. Храбровицкого «Укрощение огня» о создателях космических ракет. Писали, что прототипом главного героя был Сергей Павлович Королев.
Однако, многие соратники Королева утверждали, что у главного героя конструктора Башкирцева (его роль великолепно сыграл Кирилл Лавров)– два прототипа: Королев и Исаев. Вот об Алексее Михайловиче Исаеве эта книга – «Дорога в космос». Если бы в ней были технические подробности создания ракет, она была бы интересна только специалистам. Но она о незаурядном человеке, который и жил со своим временем, и убегал вперед от него.
Семья
Я долго думала, с чего начать статью, и решила с корней. И в поступках, и в характере Исаева многое от бабушки, полуграмотной крестьянки-староверки. Хотела было написать «простой крестьянки», но ведь далеко не простой. Даже после смерти мужа она не оставила свою мечту – дать всем своим шестерым сыновьям образование. И для этого из Вышнего Волочка отправилась в Петроград. А время-то было – начало ХХ столетия, войны, революция.
Правда, староверы всегда были людьми сильными, не боящимися трудностей. И бабушка добилась своего: старший сын окончил коммерческое училище, двое других стали агрономами, третий крупным ученым-паразитологом, младший, Михаил, преуспел в юриспруденции – стал профессором уголовного права, деканом юридического факультета МГУ, великолепно знал историю, немецкий язык, переводил с английского, а потом еще освоил и итальянский.
Вот у Михаила Исаева и родился сын Алексей.
После войны и революции в Петрограде было голодно, а у Исаевых – трое детей.
Несмотря на свое высшее образование Исаевы переехали с друзьями во Мстеру, завели корову, огород, работы любой не боялись Голодать не пришлось, но, оглядевшись, родители обнаружили, что подрастающих детей негде учить — нет школы в селе. Выход нашли: они ее откроют сами: у них у всех высшее образование, есть математики, историки филологи и знающие несколько иностранных языков. И такая школа появилась.
Пройдут годы. Исаев, уже известный авиаконструктор, отправленный вместе со своим КБ в годы войны в тыл, с гордостью напишет родным, что стал хорошим штукатуром – ученые не только конструировали самолеты, но и восстанавливали разрушенный завод, на котором самолеты должны делать. А какую картошку, всем на зависть, выращивал на выделенном участке! Очень жалел, что не успел убрать ее: нужно было возвращаться в Москву — фронт ждал самолеты. А еще вместо халтурки, которую ему предлагали, он брал уроки у слесаря, убежденный, что нельзя стать хорошим инженером, не умея работать руками.
«В 25 году окончил школу, — вспоминал Алексей Исаев… – А куда идти? Родитель за меня решил. Сказал, пойдешь в Горную академию. Пошел…».
И это был единственный за всю его жизнь случай, когда за него кто-то и что-то решал. Поехав на практику на шахту в Донбасс, Алексей совершенно разочаровался в будущей профессии. И отправился искать свою дорогу. Уехал на знаменитую в то время стройку – Магнитку. И профессор-папа вместе с мамой не встали в дверях, раскинув руки: «Не пустим!». Более того, напутствуя, папа сказал, что понимает сына, который хочет попробовать самостоятельности.
Охота к перемене мест
Комсомольско-молодежных строек тогда хватало и работу можно было найти. Магнитка, потом Днепрогэс, Нижний Тагил, между ними кратковременное возвращение в институт, защита диплома инженера. В письмах домой он не скрывал практически варварские условия. Восторженным идиотом этот профессорский сынок не был. Кстати, домой он отправлял не только письма, но и деньги, считал, что это его долг.
Естественно, его не восхищали полуголодное существование, койка в общежитии, на которой спали по очереди. Но уезжал он с той или иной стройки не поэтому.
Алексей Исаев уходил, когда работа переставала ему нравиться, не увлекала его. И тогда не соблазняли ни хорошая чистая должность, ни спецталоны на питание, ни отдельная комната, а в будущем и квартира.
В одном из писем домой Алексей Исаев так объясняет свою тягу к перемене мест: «Что может меня остановить? Мягкая женская рука, которая ляжет мне на плечо? Вряд ли. Женская рука может со мной делать что угодно, но только короткое время. Меня остановило бы дело, работа, обязательно очень большая».
На Шпицберген он не успел в первый набор. Нужно было ждать, пока объявят новый. И дожидался его, живя у родителей в Москве. И тут оказался он перед очень непростой для него дилеммой. Этот его выбор изменил всю его жизнь.
В те годы новым увлечением, даже страстью, у молодежи были самолеты. Исаева эта любовь не не обошла. Однако, все попытки устроиться на авиазаводы кончались неудачей, ему вежливо или не очень отвечали, что завод — не учебное заведение, а производство, и специалист с дипломом горного инженера не вписывается в специфику этого производства, а переучивать его нет времени и возможности.
Отступиться и поехать, как он хотел на Шпицберген? После долгих и бесплодных хождений Алексей пишет письмо директору авиационного завода (кстати, это была женщина):
«… Авиацией я увлекаюсь давно и могу сказать, я в ней не совсем профан. Я не могу доказать иначе, чем работой в конструкторском бюро, наличием у себя конструкторских данных. Во всяком случае, вы рискнете меньше, чем можете приобрести, ибо вы знаете, что всякое дело движется людьми, горящими желанием это дело двигать. Одного года мне будет достаточно, чтобы стать авиаинженером и занять «законное» место в авиапромышленности… Сейчас я совершенно свободен и могу приступить к работе…».
Письмо завершает адрес Исаева, по которому можно отправить ответное письмо, что его готовы пригласить на работу.
Можно только гадать, что повлияло на решение директора: откровенное молодое нахальство, убежденность, напор молодости, уверенность в себе? Но письмо с приглашением на работу Исаев получил. И на этом кончились его охота к перемене мест, романтические мечты и метания. «Все в его жизни, характере перешло в свою противоположность. Разбросанность, перемена интересов и профессиональных увлечений окончательно уступили место целеустремленности, да и житейской мудрости».
Потом склонный к самоиронии Исаев утверждал, что «любовь к авиации, видимо, родилась у него еще тогда, когда он был в утробе матери». Получается, что так.
Одержимые авиацией
На заводе случай свел несостоявшегося горного инженера и будущего авиастроителя также с несостоявшемся врачом и успешным к тому времени конструктором самолетов — Виктором Федоровичем Болховитиновым.
До конца своей жизни вспоминал своего первого учителя Алексей Михайлович. После окончания школы Болховитинов поступил в медицинский институт, а через несколько лет блестяще окончил… Военно-воздушную академию им. Жуковского. Настолько успешно, что его оставили на кафедре преподавателем. Но, побыв преподавателем, он ушел на завод, чтобы создать экспериментальное конструкторское бюро из таких же одержимых как и он. Согласитесь, это было несправедливо, если бы они не встретились, просто не могли не встретиться: Виктор Федорович Болховитинов и Алексей Михайлович Исаев. Это судьба.
«Осуществилась моя мечта!» — с восторгом пишет Исаев в Тагил. И сообщает, что много читает специальной литературы, поступил учиться на третий курс по новой специальности. Поставив тем самым точку на романтической юности, поисках себя, переоценках своих желаний. Ему уже не кажутся занудством часы, проведенные за конструкторским столом, за кульманом… Много лет спустя Алексей Михайлович скажет об учителе: «Он вел свое бюро только новыми неизведанными путями».
Об атмосфере в бюро Болховитинова свидетельствует следующий факт (о нем пишет сам Исаев). Подошел к нему во время обеда такой же молодой коллега Александр Березняк, бывший сварщик, по комсомольской путевке направленный в Московский авиационный институт, а после его окончания в КБ Болховитинова.
Алексей Михайлович вспоминал об этом через много лет так: «Подошел ко мне в один прекрасный день Березняк и предложил: «Алексей, давай сделаем самолет с ЖРД». (ЖРД — жидкостные реактивные двигатели. — Ред. ) Я не помню, что я ему ответил, но думаю, что, наверное, спросил: «А что такое ЖРД?». Страшно вспомнить, как я тогда мало знал и понимал. Сегодня говорят «открыватели!», «первопроходцы!». А мы в потемках шли и набивали здоровенные шишки… Каменный век реактивной авиации. Были мы оба законченные лопухи».
Лопухи лопухами, но за самолет они взялись с энтузиазмом и назвали его сразу БИ-1 (Березняк-Исаев). Работали конспиративно, по вечерам, но работа так увлекала молодых конструкторов, что они стали меньше уделять внимания основным обязанностям. Когда они показали разработку Болховитинову и он ее одобрил, при этом строго предупредил молодежь: «Чтобы в рабочее время вы этим не занимались. Накажу».
Пришлось глубже законспирироваться, но работу не оставили. Исаев занимался двигателем. Пройдет время, и разработка двигателей станет его специализацией, в профессиональной среде его даже назовут «главным двигателистом страны».
Работа над самолетом шла долго, непросто, это была первая проба сил Исаева как конструктора. Длилась она несколько лет, началась в Москве, продолжилась в военные годы на Урале. Этому посвящена специальная глава в книге. Только скажу, что со временем эту работу Исаева и Березняка назовут подвигом. А маленький БИ-1 займет достойное место в международных авиационных справочниках.
Укрощение космоса
Самолеты привели Исаева и в космос. Когда Исаев трудился на ударных комсомольско-молодежных стройках, Королев уже занимался космическими ракетами. И думал о полете человека в космос. Но для этого нужно было решить, если популярно, вопрос о возвращении космонавта на землю, для чего необходимо разработать специальные (тормозные) двигатели. Вот за эту задачу взялся Исаев по поручению Королева и под его контролем.
С задачей Исаев и его бюро справились. Так что день космонавтики – это праздник Гагарина, Королева, Исаева и сотен других специалистов.
Все время полета Гагарина он сидел в центре управления полетами, хотя пульс зашкаливал за 200, да и давление тоже. Работавшие на космодроме рассказывали, что на «командном пункте, по мере того, как срабатывали те или иные системы космического корабля их конструкторы облегченно вздыхали», доставали сигареты и шли покурить. Исаеву приходилось сидеть до конца: он отвечал за посадку космических кораблей.
Они были похожи друг на друга — Королев и Исаев. Не случайно их обоих называют прототипами киношного Башкирцева. Оба не просто талантливейшие конструкторы и ученые, но люди увлеченные своим делом, преданные ему. «То, что я начертил, будет летать. Это факт». Так говорил Алексей Исаев. «…Спускаться на Землю корабли, когда надо и куда надо, у нас будут! Как миленькие будут…». И это тоже факт, но уже Королева.
Об их отношениях, совсем непростых, кстати, убедительно свидетельствует такая история. Конструкторы Исаева работали над разнообразными двигателями для корабля «Союз». Уже подготовили всю документацию, прогнали «железо» на стендах, когда Сергей Павлович пригласил к себе Исаева. Он протянул ему папку и попросил высказать свое мнение. А речь шла о новом варианте проекта.
Исаев не мог не оценить новые оригинальные идеи Королева. Но пригласил Королев Исаева не случайно: предложения Королева перечеркивали разработки КБ Исаева, который, подумав очень немного, сказал, что согласен. Один из сотрудников КБ Исаев потом со вздохом жаловался: хоть бы попросил больше денег или сроки увеличить… Ничего.
Научным консультантом фильма «Укрощение огня» был Алексей Михайлович Исаев. Есть там такой эпизод. Королев с Исаевым поехали в Кремль с докладом. Насколько я помню, самым литературным выражением, которым Башкирцева, героя фильма, встретил большой начальник, было: «Вы каким местом думали!». Киношный Башкирцев, а реальные Королев и Исаев объяснили, видимо, все доходчиво. Потому что им задали вопрос: «Сколько вам времени надо?». Ответили, что месяца четыре, но постараются за три. Вердикт был коротким: плюс пять дней к первоначальному сроку. Реакция тоже была короткой: сделаем. И сделали, и в срок уложились.
При этом Алексей Иванович Исаев мог на вполне уважаемых и законных основаниях отказать Серею Павловичу Королеву, его никто бы не осудил, не упрекнул. Но, мне кажется, это мог быть кто-то другой, но не Исаев.
Главный конструктор
Книга об Исаеве вышла после смерти Алексея Михайловича. Он умер он в 62 года в 1971 году. Автор книги М. Арлазоров отнес рукопись в конструкторское бюро, которое возглавлял Алексей Михайлович.
Могу сама сказать, что написана она с большой любовью к ее герою, даже с некоторым восхищением. Однако коллеги Исаева были …возмущены отсебятиной (по их мнению), которую позволил себе автор. Например, о том, что Исаев якобы заявлял, что его имя еще услышат, и он принесет известность фамилии Исаевых. Или «… я умнее всех своих сослуживцев и начальника. Я начал новое дело и меня скоро пошлют в Америку…». Оправдаться было нетрудно: автор книги цитирует строки из подлинных писем, которые хранит семья Исаевых, написанных 20-летним юношей.
Коллеги знали уже другого Исаева. Который давно закончил свои романтические путешествия по комсомольским стройкам, который уже не пытался объять необъятное, у которого не кружилась голова от признания его работы, его заслуг, государственных премий, орденов, наград. Более того, он утверждал, что теперь у него в запасе всегда ведро холодной воды (виртуальное, естественно), чтобы вернуть себя в реальность.
С годами пришел не только опыт, пришла мудрость. Но он взял от молодости главное: увлеченность своим делом, молодой азарт, устремленность
Алексей Михайлович, уже главный конструктор, так сказать, авторитет в этой области, никогда и никому не боялся признаться, что чего-то не знает, в чем-то ему еще надо разобраться. При этом авторитет его у молодежи (а своих молодых конструкторов он называл «ребятами», а они его «патроном») был очень высок. Они знали: патрон никогда не темнит и не выносит этого у других.
Когда ему звонили и говорили, что по вине его КБ допущена ошибка, он коротко отвечал: «Разберусь». И если выяснял, что претензии справедливы, отзванивался и коротко говорил: «Наши сапоги. Наша ошибка». И это нисколько не умаляло его авторитета и среди партнеров, а он работал практически со всеми ведущими советскими авиаконструкторами.
Последние годы своей жизни он начал работать с еще одним конструктором – Георгием Николаевичем Бабакиным, судьба которого если и не похожа, то сродни судьбе Исаева. Бабакину пришлось оставить рано школу: умер отец, и семья осталась на руках подростка. Не растерявшись, он окончил радиокурсы и стал работать радиотехником в парках культуры и отдыха. И заочно окончил школу и институт. И, еще не окончив вуз, старший радиотехник стал старшим научным сотрудником Академии коммунального хозяйства. Правда, она была далеко от космоса, о котором он мечтал, которым жил.
Но своего Бабакин добился. В первые послевоенные годы он начал путь главного конструктора, получив еще одно образование. Но так сложилось, что в его КБ половина сотрудников была кандидатами и докторами наук, а их руководитель – простой инженер. Он просто не желал отвлекаться от дела, к которому стремился всю жизнь. Наверху сочли это непозволительным. И Бабакину пришлось защититься.
Исаева, судя по всему, так и не смогли додавить. Степень доктора наук дали автоматом. И в академики не пошел, хотя предлагали баллотироваться дважды, и каждый раз отказывался, причем, обязательно замечают биографы, весьма сердито. А те, кому посчастливилось иметь дело с сердитым Исаевым, утверждали, что такого бурбона еще надо поискать. Ему просто не нужно было становиться доктором или академиком, чтобы заниматься своими любимыми ракетами.
Двух таких разных и одновременно похожих конструкторов и людей — Исаева и Бабакина — объединила мечта о Луне, желание участвовать в ее реализации, ее освоении. И оно, это желание, впервые победило в Исаеве скептика, он стал романтиком.
«Пусть восходит поскорее, ждать некогда!»
Когда Алексей Михайлович умер, на похороны приехало большое начальство из Москвы, много говорили о выдающемся ученом, конструкторе, о его вкладе в развитие космонавтики, о том громадном наследстве, которое он оставил после себя.
В небольшом подмосковном городке, где располагалось предприятие Исаева, пришедшие попрощаться с ним говорили о Алексее Михайловиче, которого знали они. О том, что он всех сотрудников своего предприятия знал не только в лицо, но и по имени-отчеству, что был доступен и открыт, умел верить даже тогда, когда другие сомневались, не боялся идти на риск. Не терпел показухи (как он говорил — «темнить»).
И обожал музыку, особенно Сергея Прокофьева. Когда он работал в Тагиле, в рабочем поселке у остановки на столбе висело радио. Вечерами передавали концерты классической музыки, и он бегал (на автобус не было денег) слушать их, простояв почти каждый вечер у столба. И не только летом. И даже если исполняли не Прокофьева, а Чайковского или Равеля… Сестре написал письмо (она стала певицей): когда состоится ее концерт на радио, пусть немедленно дает телеграмму-молния: он прибежит слушать.
Сотрудники его предприятия говорили, что обедал шеф только в рабочей столовой и в порядке общей очереди. И никто не осмеливался предложить ему пройти вперед. Сердился. А что это такое, знали все.
Квартиру имел хорошую, но скромную (явно не по заслугам и наградам), однако, до новой так и не дожил. Его интересовали совсем другие дела и заботы – космос.
Самым дорогим другом Исаева еще с юности был писатель Юрий Крымов. Буквально в первые дни войны он ушел на фронт и погиб в сентябре того же года. В его кармане нашли письмо, в котором были строки, обращенные к самому близкому другу, Леше Исаеву, с которым они мечтали о дальних странах, о будущем. «Скажи, чтобы работал не покладая рук. Он же восходящее светило, черт побери! Пусть восходит поскорее, ждать некогда!».